«ЧЕМ СЛУЧАЙНЕЙ, ТЕМ ВЕРНЕЕ...»
Свой первый фотоаппарат я получил в 8 лет на день рождения. Это была культовая советская камера «Смена 8M». Услугами фотолабораторий в то время пользовались только профессионалы, а обычные любители обзаводились оборудованием для проявки и печати, с которым они по выходным надолго запирались в ванной, не реагируя на стук в дверь.
Я тоже включал красный фонарь, возился с химикатами. Как многим другим, мне не забыть своего первого впечатления от главного таинства фотографии — появления образа на чистом листе. Отпечаток, с кряхтением выползающий из принтера, ни в какое сравнение с этим чудом не идёт.
С тех пор я снимал не переставая. На смену «Смене» пришел «Зенит-TTL», который был куплен уже на личные сбережения. За ним последовал Canon EOS 33. Фотолаборатории стали уже доступны, но мне по-прежнему нравилось печатать снимки самому. Я часто экспериментировал с реактивами, выдержкой, пересматривал то, что показалось браком на первый взгляд. Так появились несколько серий, из которых сложился проект «Ускользающая красота». Мне он до сих пор дорог. То, что я делаю сейчас, по своей сути — продолжение бесконечного поиска ускользающей красоты.
Появление цифровых камер совпало с годами моей молодости. В этом возрасте тебя привлекает всё новое, а особенно — технологии. Спасибо маме за Canon EOS 6D! Цифра очень помогла мне в работе над несколькими серьёзными проектами. Я оценил ее преимущества. Цифровое изображение можно быстро обработать, доделать и растиражировать. При этом копии и оригинал не будут отличаться друг от друга.
Но я понял, что технологии, позволяющие бесконечно множить сущности — не мой путь. Меня всегда привлекало то, что существует в единственном экземпляре. У фотографии много областей применения. Но с её помощью можно создавать произведения искусства и переживать при этом чувства, похожие на те, что испытываешь при занятиях духовными практиками, которыми я всерьёз увлекся во время странствий по Индии.
Поэтому цифровой Canon вскоре вновь сменил пленочный фотоаппарат, дальномерный ФЭД-3, служащий мне до сих пор. Продолжая заниматься светописью, я стал подумывать о живописи и обзавелся красками и холстами. Но тут мне на глаза попались удивительные работы одного мастера. Это были амбротипы: черно-белые изображения на стеклах, изготовленные по технологии XIX века.
На занятиях по фотографии нам когда-то рассказывали о коллодионном процессе, описанном изобретателем Фредериком Арчером, а в Интернете мне встречались работы, выполненные в этой технике. Но взяв в руки оригинал на стекле, я был поражен, прежде всего, эффектом присутствия. На меня смотрело живое лицо. Позднее я узнал, что это прямое следствие длительной выдержки, в результате которой камера фиксирует не мгновение, а отрезок времени, кусочек прошедшей жизни. Модель не шевелится 8-10 секунд, но дыхание человека, невидимые микро-движения глаз и кожи, даже его эмоции и мысли — всё это остаётся на стекле.
Качество изображения меня тоже очень впечатлило. Широчайший черно-белый диапазон, которого нет ни у плёнки, ни у цифры, проработка мельчайших деталей, отсутствие зернистости частично объясняют тот эффект, который возникает при взгляде на амбротип.
При этом я не мог не обратить внимание на побочные эффекты старой технологии: наплывы эмульсии, пятна микрозасветки, царапинки, соринки. В одних случаях они придавали художественности изображениям, в других — сообщали им какой-то особый смысл.
Я записался на авторский курс, но мне было мало занятий в классе. Учитель допустил меня в свою студию в качестве ассистента. Потом он стал оценивать работы, сделанные уже мной самим и помог подобрать необходимое оборудование. Мне повезло: на одном из аукционов я купил передвижную дорожную камеру ФКД формата 13×18 — в заводской упаковке, без малейших следов использования (позже перешел на Calumet C1 «Tne Green Monster» формата 8x10 дюймов). Взглянув на мои первые шаги, учитель уступил мне очень редкий объектив Emil Busch Anastigmat 5.5/255 mm. Ему уже более 100 лет.
Начав заниматься амбротипией, я лично убедился в том, что каждое изображение на стекле поистине уникально. С цифры и пленки легко отпечатать многомиллионный тираж. Амбротип можно отсканировать и размножить, но скан не передаст объема, глубины тональных переходов, оставленных молекулами серебра. А на стекле изображение останется таким навсегда — не выгорая, не выцветая, не темнея. Это — особенность технологии, сам термин «амбротипия» переводится как «бессмертный отпечаток.
Мало того. Любой хороший художник сделает копию чужой картины так, что неискушенный взгляд не найдёт отличий от подлинника. Амбротип не может повторить даже сам автор. Разбейте хрупкий оригинал, и другого такого не будет никогда. Технология просто не позволяет это сделать. Ведь на окончательный результат влияет очень многое: температура пальцев, дрожание рук, колебания воздуха, разная толщина эмульсии на стекле…
По сравнению с цифрой и плёнкой, амбротипия — самая дорогостоящая технология. Поэтому она предполагает иной настрой, иную собранность. Как минимум, для того, чтобы не разориться на химикатах. До съёмки образ долго вынашивается, продумывается и рождается, порой, в больших муках. Он начинает тебя преследовать, сниться по ночам, окончательно оформляться, но тут же распадаться. Одним словом, это удел того, кто увлечён светописью, прежде всего, как искусством.
Разумеется, муки творчества можно переживать при работе с цифрой и плёнкой. Честь и слава таким фотохудожникам. Современные технологии и мастерство позволяют максимально точно передать замысел на снимке, доработав его на компьютере. С амбротипами не так, на стекле ничего исправить нельзя. Осознание этого заставляет тебя действовать в совершенно ином режиме.
Однако, даже выложившись на все сто процентов и выжав из модели всё, что хотел, нельзя предсказать, каков будет окончательный результат. Если всё было сделано правильно, ты, разумеется, увидишь на стеклянной пластине воплощение своего замысла. Но эта технология устанавливает для человека предел контроля. Как ни совершенствуй свои навыки, все равно от тебя результат будет зависеть примерно на одну треть. Две трети приходится на волю случая.
И вот такое соавторство, на мой взгляд, и есть — самое интересное. Смею лишь предполагать, что за силы, кроме фотографа и модели, подключаются к появлению амбротипов. Их постороннее (или потустороннее) присутствие я впервые смутно ощутил много лет назад, при печати своего цикла «Ускользающая красота». Сейчас это ощущение вернулось, но на другом, куда более глубоком уровне.
Я понял, что не люблю работать один и не хочу стремиться к тому, чтобы все контролировать. Мне нравится бригадный метод: фотограф, модель и Его Величество Случай, вносящий в мой замысел поправки из высших инстанций.
«Чем случайней, тем вернее» — так писал юный Борис Пастернак о том, как рождаются стихи. Позже ему вторил зрелый Андрей Вознесенский — «Стихи не пишутся — случаются, как чувства или же закат…». Мне кажется, что у амбротипов много общего с поэзией. Они тоже — случаются, а не делаются. Поэтому каждый из них неповторим.
Александр Богуславский
Москва, 2017